Автобиографические заметки профессора И. М. Саркизова-Серазини. Часть 1

Исполняя просьбу одного из талантливейших наших историков физического воспитания Ивана Григорьевича Чудинова, много внимания уделяющего прошлому советского физического воспитания и спорта, а также людям, принимавшим участие в строительстве физического воспитания в нашей стране, позволю себе в кратком обзоре воссоздать все то, что сохранила мне моя память и документы, хранящиеся у меня.

Профессор И. М. Саркизов-Серазини

Москва, 10 февраля 1952 г.

Родился я в г. Ялте в 1887 г. Отец и мать были русские, православные. Со стороны отца бабка была гречанка. Ее фамилию Серазини я присоединил к своей, когда начал заниматься литературным трудом. Дед со стороны матери был николаевский солдат,  прослуживший 25 лет на военной службе. Умер он 95 лет, когда мне было 5 лет. Отец был старше матери на 25 лет, и когда я родился, он рыбачил в ялтинской артели рыбаков.

Жили бедно. Все, что зарабатывал отец, шло на водку, на кутежи. Когда мне исполнилось 7 лет, мои родные переехали в г. Феодосию. Там я поступил в 6-ти классное городское училище, которое и окончил в 1900 г.

Не выдержав тяжелой жизни и нужды, умерла мать, оставив на руках отца 5 душ детей. Через несколько лет после смерти матери умер и совершенно спившийся отец.

Когда мы вернулись с похорон отца, на все, что оставалось еще у нас, был наложен арест. Отец оставил много долгов. Я и дети буквально остались на улице. Мне было тогда 16 лет, а младшей сестре 4 года. При помощи некоторых друзей отца, детей я отослал к родственникам отца и матери, а сам, чтобы не умереть с голоду, поступил юнгой на парусник (бриг) одного феодосийского грека-капитана Яни.

«Святой Николай» было двухмачтовое судно, которое совершало каботажные рейсы между портами Черного и Азовского морей. Дважды мы ходили на нем в турецкие порты Малой Азии и в Константинополь. Мне приходилось варить обед команде, выгружать товары, в основном лес, цемент, уголь, а в летнее время фрукты, арбузы, дыни.

Команда состояла из 8 человек, кроме владельца брига. Через год нас постигла катастрофа. В темную весеннюю ночь на нас наскочил какой-то «иностранец», перерезал пополам судно и «Св. Николай», который вез цемент из Новороссийска в Керчь, затонул в 5 минут. Спаслись я и рулевой, т. к. в это время находились на вахте. Всю ночь мы просидели на ноке грот-мачты. Утром нас заметил проходивший пароход Русского общества Пароходства и Торговли «Царевна» и снял с мачты в полуобморочном состоянии.

На собранные деньги пассажирами, пожалевшими нас,  я отправился в Одессу, мечтая поступить в Одесское Штурманское Мореходное училище. Для этого требовался какой-нибудь плавательный стаж. В кармане у меня не было ни гроша. Пришлось поступить в качестве штурманского ученика на пароход Русского Общества Пароходства и Торговли. «Юпитер» — огромнейший грузовик, ходивший по портам всего мира. На этом «тромпе» (бродяга — по выражению моряков) я побывал в портах Турции, Египта, Индии, Китая, Японии, во всех странах Европы. Однажды был в Сан-Франциско и на Гавайских островах. К концу своей стажировки у меня стала развиваться близорукость и мечты о поступлении в Штурманское Училище остались мечтами. Чтобы существовать пришлось исполнять разные профессии: работать в ресторане, петь, вести бухгалтерскую работу и пр. Часто бывал голодным, спал на бульварах, не имея комнаты. Меня спасало крепкое здоровье, постоянный оптимизм и вера в лучшее будущее.

Мне было 18 лет, когда я в достаточной степени познавший, что такое жизнь, вернулся в Ялту и поступил конторщиком в аптеку Давыдовича. Это было в конце 1904 г. Революционные события того времени отразились на мне, как и на всей тогдашней молодежи. Я задумал готовиться на аттестат зрелости, чтобы поступить в Университет и служить своему народу.

В 1906 г. я сдал за 4 класса Ялтинской гимназии и поступил аптекарским учеником в ту же аптеку Давыдовича, перешедшую к другому владельцу — Гофшнейдеру и начал продолжать готовиться за 6 классов гимназии. Работая в аптеке, я подружился с писателем М. К. Первухиным, редактировавшим Ялтинскую прогрессивную газету «Крымская Ривьера» и стал помещать в ней небольшие статьи на разные темы. В редакцию часто приходили известные в то время писатели Горький, Андреев, Бунин. Куприн и другие, с которыми я познакомился, приходила и Мария Павловна Чехова — единственная сестра писателя. Наша дружба с ней продолжается и до настоящего времени.

В 1908 г. редакция подверглась разгрому со стороны генерала Думбадзе. Весь состав был арестован, вывезен в Севастополь и после двухнедельного сидения в тюрьме, был отпущен на волю без права пребывания в Таврической губернии.

Я уехал в Екатеринодар, но после 1,5-годичного пребывания в нем был также выслан из пределов Кубанского края наказным атаманом генералом Бабичем за участие в организации первого Союза фармацевтических работников. Пришлось уехать из сытной Кубани в Харьков. В Харькове я сдал при Университете экзамен на звание помощника провизора. Это было в 1910 г. С этого времени началось скитание по аптекам в поисках куска хлеба. Не буду останавливаться на подробностях той жизни. Мало было в ней хорошего. Тяжелый, часто ненормированный труд лишал возможности заниматься самообразованием. Пришлось отложить мечты об аттестате зрелости.

Однажды, работая в аптеке Берга в ст. Каменской, к нам пришел в изорванном костюме рыжеватый парень. Разговорившись с ним, я узнал, что портняжий подмастерье работает рядом с аптекой. Отец же его по ночам вывозит нечистоты, и он ему в этом помогает. Рыжеватый парень оказался  будущим революционером Е. А. Щаденко. Уже в Москве, когда мне пришлось лечить его жену, мы вспомнили друг друга и вспомнили каменскую жизнь.

Жажда получить университетское образование и получить аттестат зрелости привели меня в Москву в 1913 г.

После трехмесячного бегания по столичным аптекам в поисках работы, полуголодного существования мне удалось поступить в аптеку товарищества В. К. Феррейна (ныне аптека № 1), где я проработал до 1927 г.

Я приступил к подготовке на аттестат зрелости. Империалистическая война помешала этой работе, так как приходилось выполнять заказы на армию, быть занятым день и ночь. Фирма платила большее жалование служащим, и мы были материально обеспечены.

Работая в этой аптеке, я впервые заинтересовался спортом. До этого я, как почти вся тогдашняя Россия, был увлечен гимнастикой Мюллера.

Тогдашние спортсмены и не представляют себе того успеха, который сопутствовал распространению мюллеровской гимнастики среди городского населения страны. Эту книгу в желтой обложке, в которой так убедительно доказывалась возможность в кратчайший срок стать красивым и здоровым, можно было встретить на столе у служащего, студента, врача, юриста и у других представителей русской интеллигенции. Издание за изданием раскупались книги с гимнастикой Мюллера. О ней читались лекции, о ней упоминали в своих произведениях крупнейшие русские писатели и в лучах славы книги Мюллера тускнели система Прошека, Анохина, Сандова, Краевского и многих других.

Предприимчивый Мюллер, как известно, выпустил свою гимнастику и для женщин, и для детей. Своими обещаниями всестороннего укрепления и развития тела он увлекал не только нас, простачков, но и представителей науки, как например, В. В. Гориневского, который уже в советское время настоял на выпуске в свет мюллеровской  системы гимнастики и снабдил ее своим предисловием.

Повторяю, что гимнастике Мюллера я отдавал дань. Утром проделывал движения, обтирался водой. Иногда  я посещал и скеттинг-ринги, которых в Москве было несколько. Лучшим считался скеттинг-ринг в театре «Аквариум». Там можно было встретить студенчество, сыновей и дочерей московской буржуазии, любительниц и любителей разных приключений, встреч и пр.

Работая в аптеке «В. К. Феррейн», я свел дружбу с некоторыми товарищами, занимавшимися различными видами спорта. Некоторые из них состояли членами московских спортивных обществ. Благодаря им я стал частым посетителем различных спортивных состязаний и выступлений.

К сожалению, наши некоторые историки физического воспитания мало освещают спортивную жизнь Москвы в предвоенный и в предоктябрьский периоды. Если об этом периоде вспоминают, то в каком-то историческом аспекте, что наводит сомнение в объективной оценке состояния спорта в Москве в то время.

А между тем предвоенные годы интересны еще и тем, что в то время все чаще и чаще на аренах всего мира стали мелькать среди победителей русские имена тяжелоатлетов, борцов, конькобежцев, гребцов, велосипедистов, пловцов, наездников и пр.

Несмотря на неблагоприятные условия царского времени, тормозившего развитие спорта в России, на полное почти отсутствие материальных средств со стороны государства, затрачиваемых на развитие спорта, последний продолжал развиваться, шириться, привлекая к себе главным образом учащихся, студенчество, служащих многочисленных торговых предприятий, детей мелкой и крупной буржуазии. Любовь к спорту русских людей приводило к созданию многочисленных спортивных добровольных обществ. Организовывались не только добровольные спортивные общества или как любили в то время выражаться «Лиги», но создавались своеобразные спортивные объединения из молодежи отдельных улиц. Эти, как их называли тогда «внеклубные», «дикие» объединения вступали в состязания с командами официальных обществ. Известны были объединения миусское, новослободское и др., которые неоднократно и успешно выступали на футбольных состязаниях.

Повторяю, что несмотря на неблагоприятные условия для развития спорта, любовь к нему преодолевала все препятствия и московская молодежь с увлечением занималась различными видами спорта.

Источниками дохода московских спортивных обществ обычно являлись членские взносы, организация платных выступлений, состязаний, особенно карнавальные, а также пожертвования отдельных меценатствующих представителей крупной буржуазии.

Наибольшей популярностью среди московских спортивных обществ пользовалось «Московское общество горно-лыжного и водного спорта» или как его для краткости именовали МОГЛИВС.  

Могливс имел свою лыжную станцию на Воробьевых горах, баржу-станцию на реке Москве, арендовал купальни.

Баржа Могливса стояла у Бородинского моста и являлась своеобразным клубом, куда вечерами сходилась молодежь обоего пола. Могливс являлся базой и для «Студенческого гимнастического общества при Императорском московском университете», где главными воротилами, между прочим, являлись братья Геркан, Кельберер и др.

Могливс организовывал состязания по плаванию, легкой атлетике, лыжам, гребле и пр. Общество пользовалось большой популярностью в Москве, имело много членов. Во главе Могливса, как и во главе многих других спортивных обществ, стояли иностранцы из московского купечества. Не стрелке реки Москвы, выше Бабьегородской плотины располагался Императорский Московский речной яхт-клуб. Члены его были в основном иностранцы или представители денежной и аристократической Москвы. В яхт-клубе, между прочим, я впервые увидел моторные лодки, привезенные из-за границы. Яхт-клуб имел и свой каток для зимних видов спорта. Очень много немцев и англичан входило членами спортивного общества «Унион». В это общество нехотя принимали русских. Некоторые члены общества «Унион» часто щеголяли в головном уборе немецких буршей.

Почти из одних московских иностранцев состояло и спортивное общество «СОБС», куда входили служащие московских банков.

 Среди демократических спортивных обществ, куда доступ был открыт каждому москвичу назову «Московский клуб лыжников», издававший печатный «Ежегодник М. К. Л., «Общество любителей лыжного спорта», «Московская  лига лыжебежцев Сокольнического района» и пр. Они имели свои катки, печатали афиши, устраивали состязания.

Пользовались популярностью «Замоскворецкий клуб спорта», в котором работали секции по тяжелой и легкой атлетике, по футболу, «Кружок футболистов Сокольники», часто устраивавший вечера в залах Русского Охотничьего клуба, «Кружок любителей тяжелой атлетики и борьбы», помещавшийся за Рогожской заставой, на Старообрядческой улице.

Много членов имело «Общество физического воспитания». Обществу принадлежало три катка на Девичьем поле, в Зоологическом саду, на Пресне. Многочисленностью своих членов отличался «ОСФРУМ» — Общество содействия физическому развитию учащейся молодежи. Это общество организовывало состязания на первенство среди учебных заведений по лыжам, футболу, хоккею, устраивало многолюдные вылазки на лыжах для учащихся.

В Москве имелось три гимнастических общества  «Сокол», польское гимнастическое общество «Сокол», Московская лига любителей легкой атлетики, Спортивный кружок Московских высших женских курсов, устраивавших состязания по бегу в Сокольниках, кружок «Спорт», Лига гребного спорта, общество «Санитас», московское общество любителей плавания и мн. др. спортивные организации.

Особенно стихийно росли кружки и общества по футболу. Футбол был любимым спортом москвичей. Почти каждое средне-учебное заведение имело свою футбольную команду. Даже Московская Духовная семинария обладала неплохой футбольной командой. Известны были «футбольные лиги» всех железнодорожных линий в Москве. Футбольные команды имелись и при торгово-промышленных организациях, например, Торгового дома «Мюр и Мюрелиз» (ныне ГУМ), при многих заводах и фабриках. Как и в наше время, Москва имела много своих болельщиков и печальников по футболу.

Если количество футбольных команд было огромно, то качество их было невысоко. Почти все приезжавшие в Москву зарубежные команды оставались победителями при состязании с нами. Несмотря на стихийное развитие футбола, Москва не имела своего стадиона. Состязания организовывались на пустырях, в Сокольниках, на Девичьем поле, Ходынке и др. местах.

Мне пришлось присутствовать на футбольном состязании на поле Сокольнического клуба спорта между шведами и москвичами. Матч окончился 4:1 в пользу шведов.

Зимой мне приходилось бывать на излюбленных москвичами катках на Патриарших прудах, на Пресне в Зоологическом саду, на Девичьем поле, посещать карнавалы, состязания. Не могу без улыбки вспоминать состязания на лыжах, организованные спортивным кружком Московских высших учебных заведений для слушательниц женских курсов.

Участницы состязаний вышли на старт в длинных юбках, огромных шляпах на головах. У некоторых на плечах был наброшен мех.

Мне пришлось присутствовать на состязании конькобежцев в январе 1914 г. с участием Найденова и Ипполитова. Победил Найденов.

Не могу не отметить один примечательный факт — это обилие всякого рода иностранцев и прибалтийцев, стоявших во главе почти всех московских спортивных организаций. Как пример подобного засилья могу указать, что президиум московского олимпийского комитета состоял из шести человек, среди которого не было ни одного русского. Москвичи из иностранцев держали себя обособленно, не сближались с русскими и в редких случаях допускали в свои спортивные команды спортсменов русского происхождения.

В. А. Попов, бывший редактор сытинского «Вокруг света», создатель аналогичного журнала в советское время, рассказывал мне, что он в молодости был единственным русским в команде футболистов, состоявших из англичан и немцев. Принят в команду Попов был потому, что хорошо знал английский язык.

Часто ведущая и руководящая роль в спортивных кружках и клубах принадлежала латышам, эстонцам, полякам, также обособленно державшихся от русских, мало заинтересованных в развитии русского спорта.

1913, 1914 предвоенные годы изобиловали разными спортивными состязаниями вплоть до роликовых и борцовских чемпионатов или состязаний в зимнее время в поло в Сандуновских банях.

В моей памяти запечатлелся один из эпизодов борьбы в Зоологическом саду в августе 1913 г. Озверевший Поддубный, который никогда не отличался корректностью в борьбе, поднял на воздух Аберга, которого он не мог положить на обе лопатки и размахнулся, чтобы швырнуть его в оркестр. Оркестранты в страхе вскочили со своих мест. Аберг упал на краю эстрады. Возмущенная публика яростными возгласами выражала свое негодование поступком Поддубного. Полиция кинулась на эстраду. Взбешенный Поддубный хотел повторить свой прием, но полиция прервала борьбу.

Вообще всякая борьба в то время изобиловала аналогичными эпизодами. Избиение под названием «макарон» было делом обычным. Зрители без протеста смотрели на удары, шлепания по шее, на кровь, текущую изо рта и носа. В редких случаях слышались протестующие возгласы или крики возмущенных зрителей

Большую деятельность проявляли сокольские общества, и следует отметить, что их деятельность, особенно организация и постановка спортивной работы была наилучшей.

Занятый своей службой и подготовкой на аттестат зрелости, я не мог много времени уделять своим спортивным экскурсиям, но все же не пропускал чемпионаты борьбы, организовывавшиеся в «Аквариуме», в Зоологическом саду, цирке. В зимнее время бывал в Сокольниках, где проводились лыжные состязания, присутствовал на катках, знакомился с конькобежцами, веселился на зимних карнавалах.

Чаще такие карнавалы устраивались на Патриарших прудах. Под звуки военного оркестра скользили парочки, кидался серпантин, обсыпали друг друга конфетти, пускался фейерверк. Посетителями карнавалов была молодежь, главным образом учащаяся, а также любители случайных встреч и знакомств.

Летом я присутствовал на футбольных встречах столичных футболистов и иногородними или с подмосковных местностей и дач, бывал на легкоатлетических выступлениях и состязаниях в беге, прыжках, велосипедных гонках.

Следует признать, что достижения тогдашних спортсменов, за исключением некоторых видов спорта, нельзя было считать блестящими, и они не могли идти ни в какое сравнение с достижениями советских спортсменов.

Русских спорт не имел еще не только материальной базы, но он не имел и хороших тренеров и руководителей. Большинство же самих членов спортивных обществ смотрели на спорт как на развлечение или отдых после работы и меньше всего думали о рекордах и о спортивном совершенствовании.

Я не мог ни обратить внимание еще на одно обстоятельство. Среди так называемых членов некоторых спортивных обществ, например, МОГЛИВСа и др. было много бездельников из представителей торговой Москвы и девиц легкого поведения, тех полуявных проституток, которыми тогда была полна Москва. Очень часто после фланирования по территории дачи на Воробьевых горах или пребывания на своей барже у Бородинского моста, парочки отправлялись  к Крынкину, в ресторан, открытый до утра и расположенный также на Воробьевых горах. Говорили о закрытых кутежах и непристойностях руководителей обществ, о растратах общественных сумм и пр.

Страстному желанию молодежи столицы особенно ее беднейшим слоям заниматься спортом противопоставлялась руководящая верхушка, которая смотрела на спорт или с коммерческой точки зрения или с точки зрения времяпрепровождения.

Много я встречал этих обеспеченных и скучающих людей разного возраста. Днем они проводили время, фланируя по Тверской, Кузнецкому мосту, после обеда  в своих спортивных обществах, а вечером  — по кафе, пивным, ресторанам, клубам.

Некоторые из ресторанов и кафе буквально кишели этими спортивными бездельниками. Таковы были кафе Филиппова на Тверской, Охотничий клуб, пивная «Макс Линдер» на Тверском бульваре. На Сретенке в пивной «Тевтония» можно было встретить спортсменов из немцев.

Внезапно разразившаяся империалистическая война сильно отразилась и на спортивной Москве. Еще за месяц, другой до мобилизации и открытого объявления войны из Москвы начали исчезать молодые немцы, австрийцы, итальянцы.

Этого факта я не мог ни отметить, посещая баржу МОГЛИВСа или бывая на Воробьевской даче. Исчезла немецкая речь, исчезли выхолощенные, с военной выправкой фигуры, которые раньше так бросались в глаза.

После объявления войны и объявления мобилизации многие спортивные общества прекратили свое существование. Кто не успел из немцев — спортсменов удрать за рубеж, были арестованы и высланы из столицы, английские и французские спортсмены влились вместе с русской молодежью в армию или уехали в свои страны.

Мобилизация поглотила и всю спортивную молодежь из москвичей. В последний раз я посетил баржу Могливса за три дня до объявления войны. На ее широкой палубе и за буфетными столиками было пусто. Группа студентов горячо обсуждала политические события. Еще не раз пришлось мне увидеть эту баржу в зимние и холодные дни 1919 г. Она была почти вся растаскана на дрова жителями Бережковской набережной и ближайших улиц.

Не буду останавливаться на периоде, охватывающем военные годы империалистической войны. Скажу только, что спортивная жизнь в  Москве полностью замерла. Да и нам, оставшимся в Москве, было не до спорта.

Будучи освобожден от военной службы по сильной близорукости, а также как работник фирмы Феррейн, работавшей на армию, я продолжал готовиться на аттестат зрелости. Получив это свидетельство, я накануне Октябрьской социалистической революции поступил на медицинский факультет Московского университета.

Продолжая работать ночным дежурантом в аптеке, я днем занимался в аудиториях университета.

На общем собрании университета, на котором выступали сынки московской буржуазии и требовали поддержки правительства Керенского, я в числе небольшой группы протестантов, выступавшей против поддержки правительства Керенского под дикое улюлюкание и звериный вой, покинул зал собрания. Во время моего выхода из зала собрания (в старом здании на Моховой) в меня была брошена каким-то негодяем в студенческой форме бутылка, наполненная неизвестным мне лекарством. Разбившись о мою голову, она поранила мне лицо и едва не лишила зрения.

На другой день после октябрьского переворота я в числе трех работников аптеки был послан уполномоченным от коллектива служащих в городскую Думу, где выступал Смидович и другие представители большевиков.

Начались трагические дни борьбы молодой Советской республики с бесчисленными врагами, с тяжелыми инфекционными заболеваниями и с голодом.

В 1921 г. я совместно с профессором И. А. Багашевым создал при университете курортно-санаторный кружок. Многие из членов этого студенческого кружка стали впоследствии виднейшими учеными страны. Задачей кружка являлось подготовить из студентов будущих курортно-санаторных работников и физиотерапевтов.

Мы устраивали лекции, экскурсии, читали рефераты. Местом нашего собрания была центральная медицинская библиотека, которая помещалась тогда на Петровке, рядом с петровским пассажем. Здание это несколько лет тому назад сгорело, остались только величественные колонны. Сейчас это здание вновь реконструируется.

Лекции нам читали виднейшие профессора и специалисты, посещавшие библиотеку. К нашим услугам была самая разнообразная литература, в том числе зарубежная. Меня начала интересовать литература, посвященная применению физических упражнений с лечебной целью, т. е врачебная гимнастика. Я перечитал большое количество книг и пришел к твердому убеждению о необходимости воскрешения старого и испытанного способа врачевания человеческих заболеваний.

На эту тему я сделал два доклада в кружке. Один доклад я посвятил гимнастике Шребера и Мюллера. Моими докладами очень заинтересовался друг Н. А. Семашко и старый земский врач Н. И. Тезяков, на сочинения которого не раз в своих работах ссылался В. И. Ленин.

Н. И. Тезяков был в то время начальником курортного управления Наркомздрава и энергично воссоздавал советские курорты, освободившееся от врагов Родины.

Я неоднократно посещал его первоначально на Петровке д. 18, где одно время помещался НКЗ, а затем на Ильинке, куда переехал впоследствии Комиссариат. Параллельно с учебой в университете, работой в кружке и службой в аптеке, я принимал участие и в молодой советской печати.

С первых дней советской власти я стал на сторону народного правительства, иначе и не могло быть. Мое сочувствие молодой республике и активное участие в строительстве новой жизни вызывали откровенные насмешки со стороны моих друзей, знакомых их недоброжелательное отношение ко мне.

В настоящее время это трудно понять, а в то отдаленное время, на заре строительства социалистического государства Советская власть имела больше врагов, чем друзей и особенно много врагов было среди русской интеллигенции, среди студенчества — сынков зажиточного слоя страны, дворянства, буржуазии.

В 1919 г. по объявленному конкурсу на украшение Красной площади на 1-е Мая мой проект получил первую премию. Жюри удостоило меня награды в размере 3-х стоп писчей бумаги. Это было сделано по моей просьбе. Бумага была крайне дефицитной.

Я с гордостью смотрел на украшения Красной площади, сделанные по моему предложению. По этой площади впервые прошли и первые колонны физкультурников Всеобуча, а 25-го мая состоялся и первый парад отрядов Всеобуча и спортсменов. На параде выступал В. И. Ленин.

Я помню эти колонны. Среди участников были женщины разных возрастов и были мужчины. Создавалось впечатление, что большинство участников колонн или недавно начали заниматься спортом или вовсе не занимались им. Это были работники и работницы московских предприятий, надевшие спортивную форму. О спортивной выправке, четкости шага говорить не приходилось. Участники колонны не «держали шаг», не соблюдали равнения и мало чем отличались от других колонн. Впереди подразделения шли их руководители и тренеры из старых московских спортсменов, многих из которых я встречал еще до войны. Они старательно держали шаг и демонстрировали свою выправку, выработанную многолетней тренировкой.

В 1919 г. мой рассказ «Красный голландец» был по конкурсу принят к напечатанию в еженедельный журнал «Красноармеец». Редакция этого журнала помещалась на Сретенском бульваре, 6.

В 1920 г. единственный ленинградский журнал «Пламя», издававшийся Петербургским Советом Рабочих и Красноармейских депутатов, напечатал в № 3 (февральский) мой рассказ «За стеной». Он шел первым в журнале. В 1922 г. я был принят ординатором в 3-й Московский медицинский институт.

База нашего института находилась в то время в Лефортовском госпитале. Мысль о реализации своей идеи об использовании движений с лечебной целью не покидала меня. Практически реализовать эту идею было весьма трудно. Идеи шведской врачебной гимнастики и механотерапии прочно вошли в сознание русских врачей, к тому же в большинстве случаев враждебно настроенных к новой власти и ко всему новому, что эта власть предлагала осуществлять. 

В 1921 г. я познакомился у проф. И. А. Багашова с некоторыми членами так называемого «Комитета в память Веры Михайловны Бонч-Бруевич (Величкиной)». Этот комитет был создан для увековечивания памяти замечательной женщины и пламенной большевички, преждевременно умершей от гриппа. При ее непосредственном участии был создан в Комиссариате Здравоохранения Школьно-санитарный отдел с подотделом физической культуры и Институт физической культуры. Очень обидно, что деятельность этой замечательной женщины до сих пор не нашла своего освещения в истории советской физической культуры. Она умерла в конце 1918 г, но ее мысли и идеи продолжали развивать ее ближайшие друзья и сотрудники, среди которых были проф. В. Е. Игнатьев, М. В. Головинский, И. И. Горбунов — Посадов, Е. П. Радин, А. Н. Стуковенков и др.

Директором шестимесячных курсов по подготовке инструкторов физического воспитания, а затем института с одногодичным сроком обучения, созданным в 1918-19 гг., был в то время М. В. Головинский, а после известного декрета от 1-го декабря 1920 г., преобразовавшего эти курсы в Высшее учебное заведение в Государственный институт физической культуры, директором был назначен В. Е. Игнатьев.

1920-й г. вообще изобиловал различными постановлениями, относящимися к делу развития физического воспитания в стране. В этом году был создан Высший Совет по физической культуре при главном управлении Всеобуча, состоялось принятие третьим съездом РКСМ решения о физической культуре.

Я позволю себе немного остановиться на создании института физической культуры, т. к. с жизнью института связана и моя жизнь, а также еще и потому, что в нашей исторической печати очень скупо освещены годы, предшествовавшие открытию нашего института.

Я позволю себе остановиться на том героическом прошлом, когда молодая Советская республика вела яростную борьбу за свое существование на многочисленных фронтах гражданской войны и пробуждала к творческой жизни и деятельности широкие народные массы. То было время суровой революционной романтики, сочетающейся с трезвым взглядом на отдаленное будущее, который в дальнейшем привел к созданию величайшей Советской державы. 

Еще продолжали стрелять орудия и клубы дыма застилали небо на полях гражданской войны, а в красной столице республики уже закладывались  кирпичи фундамента под прочное здание социалистической жизни, под физической воспитание.

Возвращаюсь еще раз к памяти верной дочери партии — В. М. Бонч-Бруевич, которой партия и правительство в то время доверили попечение о здоровье советских детей и юношества, которая сумела в течение краткого времени наметить основные пути физического воспитания. На заре жизни молодой республики В. М. уже поставила и разрешала вопросы с внедрением физической культуры в жизнь школы, подготовки руководителей физического воспитания, создания кадров врачей, знающих физическую культуру.

Со всей страстностью убежденного в своей правоте человека боролась она за реализацию и проведение в жизнь своих идей. Ее доклад 15.06. 1918 г. на Первом Всероссийском съезде представителей медико-санитарных отделов Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов был озаглавлен «Охрана здоровья детей и постановка физического воспитания». Нарисовав тяжелую картину состояния здоровья детей на основе обширных статистических данных как результат отсутствия попечения о здоровье подрастающего поколения в царской России, докладчица заявила: «Школьно-санитарный отдел Комиссариата Народного просвещения ставит своей основной задачей оздоровление населения посредством охраны здоровья детей всех возрастов и правильной постановки физического образования, как в самой школе, так и особенно для той ее части, которая готовилась вне школы». И дальше она говорила: «Чрезвычайно важная область в деятельности нашего отдела — это область физического образования. Нет, кажется, нации, где бы физическое образование находилось в таком пренебрежении, как у русских…».

В конце своего доклада В. М. поставила вопрос о создании института физической культуры.  Заявление ее носило декларативный характер и было сформулировано так: «Ставя себе целью научно подготовлять инструкторов и руководителей физического образования в России, институт ФК должен также служить лабораторией для тех молодых творческих сил страны, которые желают посвятить себя разработке этой новой научной дисциплины».

Доклад В. М. Бонч-Бруевич имел большой успех. С июня 1918 г. подотдел Школьно — Санитарного отдела приступил к созданию института ФК.

Параллельно с организацией института, как я упоминал уже, в конце июня 1918 г. были созданы краткосрочные, шестимесячные курсы организаторов-инструкторов по ФК. Эти курсы с октября 1918 г. перешли в ведение Отдела Охраны здоровья детей Наркомздрава. 29 августа 1919 г. постановлением Коллегии Народного Комиссариата Здравоохранения было утверждено положение об институте физической культуры Наркомздрава, как специального Государственного Высшего Научно-Практического учреждения республики в области ФК, состоящего в ведении НКЗ при Отделе Охраны Здоровья Детей.

Согласно положению на институт возлагались: 1) научная разработка вопросов по физическому образованию и физическому воспитанию; 2) подготовка специалистов в области физической культуры; 3) распространение знаний по физической культуре среди населения; 4) пополнение знаний по ФК среди врачей и педагогов.

Профессор Игнатьев сумел объединить в институте наиболее видных представителей из старшего и молодого поколений научных работников.

Когда я познакомился с В. Е. Игнатьевым — учеником и ассистентом знаменитого гигиениста проф. Эрисмана в институте, кроме проф. Игнатьева работали профессор Ненюков, Дешин, Бунак, Экземплярский, Гринштейн, а ассистентами и сотрудниками Баронов, Житков — крупнейший специалист по фехтованию. Рудик — ныне член корреспондент Академии педагогических наук, Контарович, Радин и др.

Можно утверждать, что с первых дней своего существования институт собрал в своих стенах лучших специалистов по физическому воспитанию, какие были в то время в Москве.

Мне было известно, что работа по развертыванию института происходила в пустых и холодных неотапливаемых помещениях Разумовского дворца. Институту приходилось с большим трудом запасаться инвентарем, собственными силами ремонтировать помещение, буквально с рук скупать отдельные приборы, научные книги. И несмотря на все препятствия, которые вставали перед институтом и которые были рождены блокадой, интервенцией, гражданской войной, несмотря на холод и голод, которые явились неизбежными спутниками того времени, энергия работников института не ослабевала. Преподаватели и студенчество, охваченные энтузиазмом, преодолевали все препятствия.

Закладывая первые основы физического воспитания в стране, они умели привлекать к себе на помощь и рабочую общественность Москвы. Рабочие газового завода энергично пришли на помощь институту в деле строительства институтского стадиона.  Они вместе со студентами и сотрудниками института рубили вековые деревья парка, выкорчевывали пни, расчищали площадки, утрамбовывали дорожки.

Впервые я вступил на территорию института в июне 1921 г. Я был в то время уже студентом последнего курса медицинского факультета. Будучи избран в студенческий старостат, я ведал всеми студенческими общежитиями. По делам одного из таких общежитий я посетил район, где находился институт. Решив осмотреть новый институт, я  вошел в обширный передний двор, который представлял собой запущенный вековой парк с многовековыми деревьями. Звуки музыки заставили меня обойти территорию его передней части и направиться на территорию, занимаемую теперешним стадионом. Это было, если мне не изменяет память, числа 5 или 6 июня. На стадионе находились сотни людей, рабочих, студентов, оркестр музыки. Я попал на открытие стадиона. Слышались громкие голоса представителей рабочих, администрации института, отдельных студентов. Мне запомнилась фраза одного немолодого рабочего, который в простых и безыскусственных словах приветствовал институтский коллектив, а сам институт назвал всесоюзной пролетарской здравницей.

Был солнечный день. Со стадиона я спустился к большому с искусственным островком озеру, расположенному за теперешними теннисными кортами. Густой лес покрывал склоны возвышенности. Постепенно с годами этот лес вырубался. Исчезли мощные вековые деревья, аллеи, сохранившиеся еще со времен конца XVIII века.

Следующая часть